«…И умерли в один день» — точнее не скажешь про скоропостижную смерть международной газопроводной стратегии России. Она была стержнем энергетической, экономической и просто внешней политики страны. Она покоилась на двух «потоках» — Северном и Южном. Увы! Мат в два хода последовал буквально за сутки.

Сначала высокопоставленный источник «Коммерсанта» признал, что Москва может отказаться от «Южного потока» из-за проблем с согласованием проекта турецкой стороной. Он, правда, утешил, что в качестве альтернативы черноморскому трубопроводу рассматривается третья нитка «Северного потока». Ведь, как традиционно считали российские чиновники, Германия-то была у них в кармане: на немецком рынке возникает крупная брешь из-за отказа от АЭС, и без нашего газа вроде как никуда. Но тут Ангела Меркель очень ясно дала понять, что Германия в третьей ветке Nord Stream не нуждается.

Сколько, как сейчас модно говорить, «смыслов» было нагромождено в последние годы вокруг этих бессмысленных и беспощадных «потоков»! Их строительство провозглашали чуть ли не главнейшей национальной идеей. Тех, кто подвергал целесообразность «потоков» сомнению по элементарным экономическим соображениям, считали враждебной «пятой колонной», стремящейся развалить Россию по заданию ЦРУ и Госдепа. У нас сегодня не принято подвергать начальственные идеи сомнению. Все просто, как на войне: если вы против закапывания в землю фантастически дорогих труб с неясными источниками заполнения и неясным спросом, значит вы враг.

Идея строительства этих самых «потоков» была ущербной изначально. Крупные экспортеры, за исключением лишенных доступа к морю стран Центральной Азии, давно сделали ставку на развитие экспорта сжиженного природного газа (СПГ). Его доля в мировом потреблении выросла за 10 лет с 5% до 10%. К 2030 году, по прогнозам Международного энергетического агентства, мировая торговля СПГ вырастет до 2/3 объема торговли трубопроводным газом.

Преимущества СПГ очевидны: он дает производителю необходимую маневренность. Когда в последние годы североамериканский газовый рынок фактически закрылся из-за «сланцевой революции» в США и Канаде, резко снизившей потребность в импортном газе, его экспортеры перенаправили свои объемы на другие рынки. Да, немного потеряли в цене, но инвестиции в развитие инфраструктуры по сжижению газа оказались не потеряны.

В отличие от «Газпрома», который уже имел печальный опыт строительства газопровода «Голубой поток» по дну Черного моря в Турцию. Мегадорогой проект, со стоимостью прокладки трубы в разы дороже международных аналогов, не выживший бы без огромных налоговых льгот, предоставленных правительством (свыше $1 млрд). А что в итоге? Спрос в Турции оказался переоценен, мощности «Голубого потока» большую часть времени заполнены в лучшем случае наполовину, строительство первоначально планировавшейся второй нитки газопровода заброшено.

Однако при нагнетании истерии вокруг Северного и Южного «потоков» этот очевидный опыт почему-то не был принят во внимание. Как и то, что для газа, экспортируемого по ним, «Газпром» точно так же требует освобождения от экспортных пошлин, как и для «Голубого потока» — это к вопросу о том, насколько трубопроводные мегапрожекты на самом деле «выгодны» для России. Зато к развитию производства сжиженного природного газа до недавнего времени у нас относились крайне скептически — единственный такой завод на Сахалине был запланирован и построен иностранцами (Shell, Mitsui и Mitsubishi). Только в последнее время о развитии проектов СПГ — на Ямале, Дальнем Востоке, Черном море — у нас заговорили всерьез.

Почему — нетрудно догадаться. Новые газопроводы — это огромные прибыли для производителей труб и строителей трубопроводов. Такой risk-free бизнес: построил, деньги получил (еще и по неприлично завышенным расценкам), а потом хоть трава не расти — заполнена труба, не заполнена, есть рынок, нет, наплевать. Вот, собственно, и вся бизнес-логика, которая не только стояла за всей трубопроводной манией последних лет, но и отторгала идею развития экспорта СПГ. Ведь ни оборудование для сжижения газа, ни танкеры-газовозы у нас не производят, это все придется импортировать. Равно как и услуги по строительству соответствующей инфраструктуры: наши «Стройтрансгазы» и Ротенберги опыта ее строительства не имеют и помочь в этом вопросе ничем не могут. Но хорошо жить очень хотят.

Мне как-то, году в 2004-м, пришлось на одном совещании в правительстве наблюдать горячую полемику между зампредами «Газпрома» Ананенковым и Комаровым по поводу способов экспорта газа со Штокмановского месторождения. Комаров, известный своим стратегическим мышлением, тогда отстаивал точку зрения, что газ надо сжижать, это даст проекту необходимую гибкость, а Ананенков, курирующий в «Газпроме» производственный блок, — что это все нерентабельно, нужно тянуть трубу от Мурманска до Балтики и поставлять штокмановский газ в «Северный поток». Итог закономерен: Комарова уволили, сжижение газа со Штокмана отложили на последующие стадии, газопровод от Мурманска до Балтики решили строить.

Сегодня вся эта трубопроводная мания, замешанная вовсе не на национальных (бюджет от нее потеряет из-за льгот по экспортным пошлинам), а на частных интересах, трещит по всем швам, а Путин и Ко, очевидно, направляют свои взоры в сторону СПГ. Не прошло и десяти лет, как говорится.

Почему уперся в стенку South Stream, понятно. Турция от него ровно ничего не получает, при этом давая возможность России снизить свою будущую зависимость от турецких транзитных услуг (а на самом деле турки мечтают быть перепродавцами российского газа в Европу, а вовсе не обычной страной-транзитером). Серьезные проблемы с получением согласия Турции на прокладку «Южного потока» в своих водах еще в мае признал министр энергетики Шматко, теперь уже в этом нет секрета.

Намного более неприятным сигналом выглядит чересчур резкий отказ Меркель от третьей нитки «Северного потока». Он свидетельствует о фундаментальной переоценке европейцами российского газа — теперь его считают неконкурентоспособным. Германия в дополнительных объемах газа явно нуждается — годовое потребление атомной энергии эквивалентно почти 40 млрд кубометров газа в год, это ниша, которую стране так или иначе придется закрывать из-за решения об отказе от АЭС к 2022 году. В такой ситуации нужны серьезные причины, чтобы отвергать новые российские инициативы с порога.

Причины эти лежат прежде всего в экономической плоскости. В последние годы цены на импортный сжиженный газ были стабильно ниже на десятки процентов по сравнению с ценами газпромовских поставок по долгосрочным контрактам «бери или плати». Буквально на днях глава немецкого концерна Eon, крупнейшего европейского клиента «Газпрома», публично пригрозил российской монополии судом в случае, если цены поставок газа по долгосрочным контрактам не будут снижены. В последние годы по этой причине «Газпром» потерял существенную долю европейского рынка и до сих пор не может восстановить продажи. По данным статистики, за первые четыре месяца этого года экспорт природного газа в дальнее зарубежье едва превысил 40 млрд кубометров, что на треть ниже уровня докризисного 2008 года (свыше 60 млрд кубометров).

Но при этом и «Газпром», и руководство страны продолжают оборонять безнадежно устаревшие долгосрочные контракты «бери или плати» как единственно возможную форму отношений с зарубежными партнерами. Как видим, это создало для них серьезные проблемы теперь уже в Германии — на рынке, который раньше считался полностью нам лояльным.

В общем, происходящее явно свидетельствует: время требует пересмотра устаревших нежизнеспособных стратегий. Лучше поздно, чем никогда, тем более что большая часть миллиардов в никому не нужные «потоки», слава Богу, так и не была закопана.